Дэниел Ергин о перспективах и рисках нефтяного бума в США

Многие называют это «шоком предложения» на мировом энергетическом рынке. Что это означает, поясняет вице-председатель IHS, глобальной компании прогнозирования, Дэниел Ергин в интервью Радио «Свободная Европа»/Радио «Свобода».

Книга Ергина «Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть» получила Пулитцеровскую премию. Его новая книга — «Поиск: энергетика, безопасность и передел современного мира» — о поисках устойчивых энергетических ресурсов.

— Что вы подумали, когда услышали о предстоящем шоке предложения нефти?

— Я думаю, что это совсем не удивляет. Американское нефтяное производство с 2008 года увеличилось на 43 процента. Рост добычи нефти в США — только увеличение - равно всей добыче нефти в Нигерии. Ситуация с поставками нефти преображается революцией в нетрадиционной добыче нефти и газа, разворачивающейся в Северной Америке.

— Ваша новая книга — о поисках чистых, устойчивых источников энергии, которыми нефть не является. Вы положительно рассматриваете это изобилие нефти на мировом рынке?

— Это означает, что мир, мировой рынок, будет более обеспеченным нефтью. Это означает, что существует восстановление баланса мировой добычи нефти, происходящее сейчас. Это указывает на большую стабильность на рынке нефти, а не страх дефицита и пика добычи нефти, вызывавших столько трудностей в мировой экономике полдесятилетия назад.

(«Пик добычи нефти» — точка, в которой достигнут максимальный уровень добычи нефти, после чего наступает окончательный упадок ожидаемых показателей производств. — Ред.)

— Нельзя поспорить с тем, что опасения относительно иссякающей нефти стали толчком для развития чистых и возобновляемых источников энергии. Эти новости добавили риска?

— Нет, я так не думаю. Я думаю, что «пик добычи нефти» и опасения относительно истощения запасов укрепили продвижение к возобновляемым источникам энергии и [помогли] ускорить переход к другим видам энергии. Но в некоторых отношениях ожидания этого перехода были преувеличены сверх того, что он может реально предоставить. Потребуется больше времени, чтобы это произошло.

— Является ли избыток нефти в Северной Америке каким-то признаком смены парадигмы в области энергетики?

— Это осознание, как и в любой предыдущий период, когда в мире могла иссякнуть нефть — таких периодов было уже по крайней мере пять, — что открываются новые технологии, новые районы, и меняют баланс. Но в то же время, когда это происходит, мы также становимся гораздо более энергетически эффективными. В течение десятилетия или около того наши автомобили в Соединенных Штатах будут проезжать до 54 миль на галлон (3,785 литра. — Ред.) — это очень большие перемены.

Думаю, что мы видим изменения как со стороны спроса — как мы используем энергию, — так и со стороны поставок. Хотя со стороны поставок это в основном до сих пор североамериканское развитие. Но это — наряду со сланцевым газом — крупнейшая в этом веке на данный момент инновация в энергетике, если иметь в виду, что ветряная и солнечная энергетика — инновации прошлого века.

— Как тот факт, что США превратятся из импортера в чистого экспортера нефти, изменит прогнозы во внешней политике? Смягчит ли это некоторые опасения по поводу нестабильности в Персидском заливе из-за Ирана?

— С 1970-х годов очевидно, что Персидский залив и стабильность поставок нефти из этого региона в действительности были первоочередным соображением для мировой экономики. Не потому, что США получают сегодня больше нефти из Персидского залива. Последние несколько лет лишь около восьми процентов снабжения США на самом деле поступает из Персидского залива. Но [беспокойство] больше [из-за] роли этих поставок в общей стабильности мировой экономики. Думаю, что мы увидим — с тем, что происходит с нефтью низкопроницаемых пород, как это называют в США, подъем производства, который происходит с ростом нефтяных песков в Канаде и развитием нефти у берегов Бразилии. Мы увидим Западное полушарие мира, которое станет в значительной степени самодостаточным. Не полностью, потому что нефть по-прежнему будет поступать, но это означает изменение положения Западного полушария и США.

Другим большим воздействием, которое нельзя было предвидеть, но о котором президент США Барак Обама говорил в своем послании 2012 года к конгрессу, является то, что это оказалось мощным стимулом для экономики США, — происходящее с нефтью и природным газом. В нашей работе (в IHS) мы подсчитываем, что примерно 1,7 миллиона рабочих мест в США поддерживаются благодаря этой революции в нетрадиционной добыче нефти и природного газа. В прошлом году из этого [было создано] 62 миллиарда долларов государственных доходов. Это был очень значительный вклад в экономику США в период экономического спада, когда, как правило, условия были в некотором роде безрадостными.

— Каково ваше мнение о сланце и в частности о гидравлическом разрыве пластов — который европейская страна, Франция, запретила, а другие рассматривают запрет?

— В США добыча сланцевого газа прошла путь от двух процентов наших поставок природного газа 10 лет назад до 40 процентов в настоящее время. Я был в комиссии, которую учредил президент Обама для рассмотрения экологических аспектов сланцевого газа. И заключение комиссии, в которую вошел ряд выдающихся ученых, — описан ряд экологических проблем, которыми нужно руководить в этом чувствительном производственном процессе, и они нуждаются в правильном управлении и должном регулировании. Это главным образом регламентируется штатами. Мы обнаружили, что это осуществимо. Если бы этого не было, не было бы сегодня 40 процентов наших поставок природного газа.

Другая позиция в Европе, где обстоятельства иные. Британское правительство было весьма благосклонно по отношению к развитию сланцевого газа, но это только очень предварительное бурение, разведка, чтобы определить, что там. Еврокомиссар по энергетике [совсем недавно] заявил, что Европа должна думать о разработке сланцевого газа. Франция сказала этому «нет», Германия — в значительной степени с политической точки зрения — не очень-то готова поддержать. Польша и Украина рассматривают это как очень важное по экономическим [причинам] и энергетической безопасности, но опять же, это движется медленно.

Я думаю, ответ таков — есть различия между государствами. Существует, безусловно, сильная экологическая оппозиция, в частности, во Франции. Но в Европе это будет развиваться более медленно. Я думаю, что отличие в том, что в последние несколько месяцев частный сектор — промышленный сектор — в Европе очень обеспокоен потерей конкурентоспособности экономики по сравнению с Северной Америкой из-за более дешевой энергии в Северной Америке.

Даже китайцы несколько обеспокоены этим. Поскольку европейцы озабочены экономическим ростом, нахождением в рецессии, очень высоким уровнем безработицы, некоторые могут провести параллели с [идеей], что, возможно, они должны попытаться и ускорить этот процесс, и получить некоторые из преимуществ, которые США видят сегодня.

Министерство энергетики США дало разрешение на второй объект для экспорта сжиженного природного газа в Японию и другие страны. И это также признание, что наши запасы являются гораздо более обильными, чем мы представляли себе несколько лет назад.

И это более низкий ресурс угольных источников энергии, которые многие люди хотят использовать. Японцы используют их, чтобы компенсировать их атомные электростанции, которые были закрыты. И Китай, из-за его ужасного загрязнения воздуха, хочет заменить уголь природным газом. И США будут одним из поставщиков. Пять лет назад представить это казалось невозможным.

В подготовке материала участвовали Хизер Мейер и Алиса Вальсамаки.