В проекте «Диалоги» казахстанский фоторепортер Павел Михеев рассказывает о самых опасных моментах в своей работе, вспоминает свои лучшие снимки и рассуждает, есть ли в Казахстане фотожурналистика.

Очередной герой «Диалогов» — Павел Михеев, алматинский фоторепортер, сотрудничающий с агентством Reuters. Его фотографии Казахстана и событий, которые происходят в стране, появляются на страницах ведущих новостных изданий. Азаттык публикует интервью с ним 12 июля, в неофициальный День фотографа.

«Диалоги» — проект Азаттыка, посвященный современной журналистике. Это серия интервью с журналистами, которые рассуждают о тонкостях профессии, о взаимоотношениях средств массовой информации с властью и обществом, сложностях своей работы и социально-политических событиях.

«НИКОГДА НЕ РАССМАТРИВАЛ ФОТОГРАФИЮ С ПОЗИЦИИ ДЕНЕГ»

Пётр Троценко: Сразу предупрежу наших читателей, что с Павлом мы хорошо знакомы, поэтому будем на «ты». Расскажи мне, как и когда ты пришел в фотожурналистику?

Павел Михеев: Вообще, фотографией я начал увлекаться с 14 лет: в Алматы, во Дворце школьников, был замечательный фотокружок с шикарным по тому времени оборудованием — бумага для печати, пленка, фотоаппараты, разумеется. В то время фотография еще сохраняла свою магию — нам ужасно нравилось снимать на пленку, проявлять, печатать, а потом смотреть, что получилось. Сейчас всё по-другому, вроде бы можешь снять на «цифру» шикарный снимок, но он на мониторе, его не потрогаешь — красота осталась, а магия ушла.

А в фотожурналистику я пришел в 2003-м — меня взял в ученики один из алматинских фотожурналистов, и я сразу же начал работать в газете «Новое поколение».

Пётр Троценко: Чем тебя привлекла именно фотожурналистика? Всё-таки новостная фотография не приносит в Казахстане столько денег, сколько свадебная (некоторые, правда, совмещают), да и не всегда это можно назвать творчеством, особенно когда приходится снимать «говорящие головы» на пресс-конференциях — всяких акимов, министров...

Павел Михеев: Никогда не рассматривал фотографию с позиции денег. Фотожурналистику — тем более. Для меня куда важнее находиться в гуще событий: культура, политика, изменение климата, природа, город, люди, катаклизмы — всё, что нас окружает и с чем нам приходится сталкиваться. Это часть нашей истории, а фиксировать исторические моменты — бесценно.

К слову, в фотожурналистике уж точно есть место для творчества. Представь, какой вызов для фотографа — «поймать» чиновника на брифинге так, чтобы получился интересный снимок. А вообще нужно быть всегда недовольным собой — это помогает профессиональному и творческому росту. Поэтому я всегда смотрю и анализирую снимки лучших мастеров — военных фотографов, фотографов-документалистов, тех, кто снимает природу. Потому что я постоянно должен быть в тренде и понимать, в каком направлении двигаться дальше.

Пётр Троценко: Бывают случаи, когда ты сделаешь классную фотку, а потом смотришь на нее и думаешь: какой же я молодец?

Павел Михеев: Знаешь, нет. Мне куда важнее, когда хвалят коллеги или редактор говорит: у тебя вышел шикарный материал. Тогда я действительно понимаю, что сделал свою работу хорошо.

«ЖИТЬ ФОТОГРАФИЕЙ». КАКОВО ЭТО?

Пётр Троценко: Какой была фотожурналистика 18 лет назад, когда ты только пришел в профессию?

Павел Михеев (слегка мечтательно): О, тогда журналистика была намного интересней. В Алматы еще витал столичный дух, город по инерции жил очень богатой культурной жизнью и, в какой-то мере, оставался политическим центром — в Астану еще не перебрались посольства. Здесь проводились все главные мероприятия страны. С 2005 года я начал регулярно ездить в Астану за документальными фотозарисовками — мне до сих пор нравится фиксировать изменения, которые происходят в столице. Да и вообще, в каком бы городе, в какой стране я ни оказался, люблю наблюдать за всем, что происходит вокруг. Я смотрю на мир через объектив своей камеры.

Пётр Троценко: Что сейчас происходит с фотожурналистикой в Казахстане? Существует ли она как самостоятельное явление, которое развивается и куда-то идет? Я сам постоянно над этим думаю, но до сих пор не могу сформулировать четкий ответ.

Павел Михеев: Фотожурналистика в Казахстане, безусловно, есть, она сформировалась задолго до 90-х годов, потому что была сильная советская школа. Но сейчас казахстанская фотожурналистика вымирает. Потому что я не вижу новых фотографов, которые способны удивить. Конечно, сейчас есть интересные и талантливые молодые ребята с фотоаппаратами, но никто из них не занимается фотожурналистикой. Нередко в нашей профессии появляются люди, которые, едва приходят в редакцию, так сразу же хотят зарабатывать много денег. Но фотожурналистика — не про это. Здесь остаются люди, которые живут фотографией. Всё остальное, конечно, тоже важно, но именно фотография всегда на первом месте. Если ты не живешь фотографией, нужно менять профессию.

Пётр Троценко: Сейчас сложилось общепринятое мнение, что фотожурналистика как таковая умирает: очевидцем важного события может стать любой человек со смартфоном и его снимок облетит все ведущие мировые агентства, в то время как дядьки с большими и дорогими фотоаппаратами переходят в состав аутсайдеров. Как считаешь, миру больше не нужны профессиональные фотожурналисты?

Павел Михеев: Фотоискусство, как и весь мир, не стоит на месте. Классическая фотожурналистика постепенно уходит в прошлое, как в свое время ушла пленочная фотография. А современные требования таковы, что фотожурналисту нужно быть универсальным и выдерживать конкуренцию. Просто делать фотографии уже недостаточно, нужно быть еще и видеографом, и блогером, и журналистом.

Можно сколько угодно сидеть, как мы с тобой сейчас, пить кофе и рассуждать о фотографии. А в это время какой-нибудь 20-летний блогер съездит в экзотическую страну, сразу же выложит фотки в своем Instagram’е, а параллельно снимет и смонтирует классный видеоблог, который в YouTube наберет миллион просмотров. Вот и получается, что один человек становится популярнее многих больших современных изданий.

Пётр Троценко: После этих слов многие фотожурналисты погрустнеют и задумаются, что же им делать дальше.

Павел Михеев: Понятно, что в век цифровой фотографии профессиональному фотожурналисту почти нереально поймать какое-то событие — всегда найдется случайный человек со смартфоном, который первым сделает фото и выложит его в Сеть. И в этом случае ценность фотожурналиста заключается в том, что он может рассказать о том, что происходит после этого события. Например, в каком-нибудь городе произошло наводнение и через несколько дней, а то и недель, туда приезжает фотожурналист и начинает рассказывать о том, как город и его жители справляются с последствиями катаклизма. Через личные истории он должен показать масштаб трагедии и глубину переживаний героев. И такой материал будет иметь резонанс.

Пётр Троценко: Мы сейчас с тобой сидим, улыбаемся и разговариваем про гипотетическое наводнение и хорошие фотографии, которые можно оттуда привезти. Я говорю об этом не просто так: одной стороны, профессия журналиста цинична, но эта циничность выполняет защитную роль, потому что мы очень часто сталкиваемся с потоком негативной информации, а фотографы всё это еще и снимают.

Павел Михеев: Конечно, нельзя проникаться плохими новостями, иначе никаких нервов не хватит. Но и не сопереживать при этом невозможно. Однажды я снимал итальянских врачей, которые проводили в Казахстане операции для совсем маленьких деток с пороком сердца. Конечно, врачи помогали детям, но я долго не мог прийти в себя от увиденного. Мне было их очень жаль.

«НА МИТИНГАХ ВСЕГДА ЕСТЬ РИСК. НО МЫ ИДЕМ НА ЭТОТ РИСК ОСОЗНАННО»

Пётр Троценко: Какие были у тебя самые опасные ситуации в работе?

Павел Михеев (задумывается): Да всего и не вспомнить. Например, когда рядом с аэропортом Алматы упал легкомоторный самолет, я приехал его снимать, а охранники направили на меня оружие и чуть не положили лицом в снег.

Или когда в 2015 году был пожар в Академии Жургенова, туда приехали журналисты, а на них напали преподаватели и студенты, хотя студентами их после этого сложно назвать — шантрапа какая-то. Меня несколько раз ударили по лицу, чуть технику не сломали. Я потом написал на них заявление, ребята приходили, извинялись. А еще мне было интересно, что наши правоохранительные органы не хотели это заявление принимать: мол, ну чего там, пару раз по лицу попали, ты же пацан, выдержал.

Раньше меня очень пугали митинги. Сейчас я к ним, конечно, привык, но всё равно, когда оказываюсь при большом скоплении эмоциональных людей с одной стороны и полиции — с другой, стараюсь работать очень аккуратно.

Пётр Троценко: Можно оказаться в эпицентре бурных событий и технику повредить. А еще иногда и силовики толкаются, уж не знаю, специально или случайно.

Павел Михеев: На митингах всегда есть риск. Но мы идем на этот риск осознанно, потому что в первую очередь занимаемся освещением событий.

Пётр Троценко: У тебя есть свои любимые фотографии, которыми ты гордишься? Расскажи, а мы их потом в интервью покажем.

Павел Михеев: Из последних, наверное, вспомню фотки с вакцинации. Конечно же фотографии с соревнований беркутчи. В этом году снял неплохую историю про таяние ледников — экологический материал для Reuters о том, как изменились ледники Заилийского Алатау за последние несколько лет. Летал на вертолете, ходил с туристами в горы, к местам, где открылось много ледяных пещер и люди стали туда ходить, фотографироваться.

Пётр Троценко: Какой ты видишь казахстанскую фотожурналистику через десять лет?

Павел Михеев: Десять лет — не такой большой промежуток времени для фотографии. Так что фотожурналистика к тому времени точно не умрет. Будут новые события, новые фотографы, и, конечно же, новая фотоаппаратура. С 2003 до 2021 года был такой сильный технический скачок, что я просто держусь за голову. 19 лет назад я еще снимал на пленку, в 2005 году купил себе первую цифровую камеру. По нашим временам картинка была скромной, конечно, но тогда она считалась шикарной. Я некоторые кадры до сих пор оттуда беру, они еще не устарели.

Возможно, станет сложнее фотографировать всяких важных персон — чиновников, артистов. Их и сейчас-то весьма непросто снимать. Даже экономисты, политологи, экологи не всегда хотят разговаривать с журналистами, не отвечают на какие-то простые вопросы. Люди стали побаиваться, стали следить за языком. Снимать тоже стало сложнее, потому что больше доверяют социальным сетям. А живым людям перестали доверять, тем более тем, кто с фотоаппаратом.