Смерть – неизбежная часть реальности повсюду, в том числе и в Оше. Его жители до сих пор пытаются оправиться от последствий прошлогодних столкновений, в ходе которых было убито 470 человек.
На вещевом базаре недалеко от центра Оша можно найти всё что угодно, начиная от турецких тканей до слесарных труб и китайской пластиковой посуды.
Среди этой суеты можно встретить 54-летнего Рашида, который зарабатывает на жизнь изготовлением надгробных памятников. Его мастерская - это двухкомнатная хибара около восточного входа на базар. Его 53-летняя жена, Турсуной, сидит у входа в хибару и продает шурупы, пробки для раковин и другую мелочь, необходимую в хозяйстве.
ПОРТРЕТ ПО ФОТОГРАФИИ
Рашид терпеливо стучит маленькой металлической палочкой по черному камню овальной формы, выбивая портрет широколицего мужчины средних лет. Этот портрет затем будет прикреплен к готовому гравированному надгробию, которое ждет своей очереди в маленькой студии.
Рашид славится тем, что может высечь на камне отличный портрет даже по одной всего лишь фотографии в паспорте. Такая работа занимает целый день и стоит 950 сомов (около 20 долларов).
– Большие портреты стоят дороже, четыре тысячи сомов, а еще больше – пять тысяч. Это мраморные памятники. Есть черный мрамор, – говорит Рашид.
Полностью памятник с выбитым вручную портретом может стоит больше 100 долларов – огромная сумма для многих жителей Оша, в котором мировой экономический кризис и прошлогодние этнические стычки имели разрушительные последствия для многих семей.
«ВРАЧ НЕ ОТКАЗЫВАЕТ НИКОМУ»
По словам Рашида, его бизнес пришел в упадок после Июньских событий, в которых погибло 470 человек.
– Люди просто не могут себе этого позволить, – говорит Рашид, указывая на надгробную плиту мужчины, умершего в 2008 году. – Они ставят временные памятники, металлические, а позже, когда у них появляются средства, обращаются ко мне за настоящим памятником.
Сам Рашид – этнический узбек, его клиенты – люди из всех многочисленных этнических групп, проживающих в Оше, есть и кыргызы, и татары, и русские, и другие.
– Мастер надгробных плит – как врач, – говорит Рашид. – Врач не отказывает никому. Я делаю работу для всех. Турки, узбеки, татары… Я работаю с любым типом памятников. Посмотрите сами, и увидите – есть и христианские, и национальные, и европейские. Все делаю.
ТАЛАНТ ПО НАСЛЕДСТВУ
Рашид научился своему мастерству у матери, Адолат, чей портрет возвышается над входом в его мастерскую. По его словам, она была сиротой и не могла учиться в обычной школе. Ее искусство было у нее в крови, это передалось и потомкам, говорит Рашид.
Все шестеро детей Рашида продолжают традицию. Трое взрослых сыновей уже давно эмигрировали в Россию, где у каждого свой бизнес по изготовлению надгробных памятников. Младшие дети помогают ему в мастерской, оттачивая собственные художественные навыки.
– Мой младший сын – лучший художник в своей школе, – говорит Рашид, с гордостью указывая на стеснительного восьмилетнего мальчика, заглядывающего в комнату. – Когда я не смотрю, он ворует у меня инструменты.
Слава художника и скульптора Рашида широко разнеслась по региону. За памятниками и даже огромными сооружениями по типу мавзолея к нему обращаются из Бухары и Самарканда.
Ответить на вопрос о том, что он думает о новом памятнике, поставленном в Оше на прошлой неделе в память о жертвах этнических конфликтов, приходит на помощь его жена.
– Я его не видела, но люди говорят, что его должны были заказать Рашиду, – говорит Турсуной. Ее первый подарок Рашиду - объемистая книга с традиционными узорами и орнаментами Центральной Азии – до сих пор хранится в его студии.
СПАСЕНИЕ И ГИБЕЛЬ
Сам Рашид не любит участвовать в спорах.
– Каждый раз, когда я из-за чего-то злюсь, я просто прихожу сюда и делаю что-нибудь своими руками, – говорит Рашид, указывая на коллекцию маленьких фигурок, которые он вырезает в свободное время. Здесь и маленькая металлическая скульптура его любимой собаки, и обнаженная русалка, которую он никогда не показывает детям, и даже маска гориллы.
– Иногда моя жена ужасно сердится и гонит меня домой, – продолжает Рашид. – Но я всё равно остаюсь здесь и работаю над такими фигурами.
Рашид считает работу своим спасением, но она его и губит. У него, 54-летнего, лицо усталое и изборождено морщинами. При высоком росте он очень худой – возможно, из-за проблем со здоровьем и постоянного стресса от работы с людьми в момент их глубокого горя.
– Я помню каждую историю за каждым камнем, – говорит Рашид, закуривая сигарету и указывая на плиту пятилетнего мальчика, утонувшего в реке. – Раньше я был очень сильным, но мое время подходит к концу.
– Я перенес два инфаркта и три инсульта, зато я работаю. Каждый, кто приходит ко мне, любой, неважно, была война или нет, пострадали ли они в прошлогодних стычках или нет, – все они говорят: «О, мой ребенок умер» или «Мой отец умер, а ведь даже не болел». А я душу вкладываю, успокаиваю: «Всё нормально будет, сделаем. Не плачьте, это происходит со всеми. Это жизнь такая». И после этого у меня лицо такое, какое вы видите.